Математичка

Математичка
Рассказ о школьном детстве и ситуациях травли писателя, психолога, педагога, автора учебников Татьяны Рик. 

Я думала, она меня ненавидит.
Мне было 13, очень хотелось быть красивой, и я сняла с хвостика заколку. Ходить с распущенными волосами было неудобно: они постоянно лезли в глаза. Но это было красиво: волосы кудрявились на висках и переливались на солнце каштановым, рыжеватым, медовым.

Мама говорила, что мне пойдут светлые, что надо их осветлять, и заваривала отвар ромашки. Я подолгу держала в нём волосы, и они становились желтее. А ещё я мыла их отваром луковой шелухи, каким теперь красят яйца на Пасху. Тогда Пасху не праздновали. В Советском союзе это было нельзя. Зато волосы становились золотистыми.

Я останавливалась перед большим школьным зеркалом между столовой и лестницей, ведущей к актовому залу, и смотрела, как переливаются волосы. Красиво, да. Ну, и ничего, что они лезут в лицо. Я привыкну.

-Рик, что космы развесила? - сказала ни с того ни с сего Ильинична, наша математичка, прямо посреди урока. - Заневестилась? Мы тебя выдадим замуж, за пьяницу какого-нибудь, их много возле универсама.

Я думала, она меня ненавидит, раз так говорит. Я ничего ей не сделала. И по математике у меня была вполне хорошая четвёрка. До неё, когда нас учила Нина Андреевна, я старалась больше, и у меня всегда была пятёрка. Да и это неважно, какие у меня отметки. Что должно быть в голове у взрослого человека, чтобы такое сказать девчонке? Мне было обидно и странно. Зачем? За что?

Одним разом не обошлось. Она цеплялась ко мне ещё и ещё.
- Танька, переходи в другую школу, - говорили одноклассники, - Ильинична тебе жизни не даст. Она если к кому прицепится, не отстанет.

Ну куда я перейду? Здесь наша любимая классная, Ольга Ивановна. Здесь всё родное. Я просто терпела. От мысли, что на математике опять будут какие-то подначки, в животе становилось как-то пусто и тоскливо.

Математичка и вправду, если выбирала себе какую-то жертву, клевала её долго и упорно. Но если кто в ответ огрызался, она отставала быстрее. Вот Дерябин пару раз ей нахамил, она и отвяла.
Вообще, ей казалось, что она так шутит. Что это смешно. Класс подобострастно хихикал. Все боялись «попасть под обстрел».

К концу 7 класса она как-то поутихла. Точнее, нашла другие объекты, а от меня отцепилась понемногу.

Мама сказала:
-Я не здороваюсь с ней, если встречаю на улице.
Маме тоже было обидно. За меня.

В 9 классе мы ставили спектакль про кукол. Такой затейливый сюжет: тайный театр, там куклы — заколдованные люди, злодейка-владелица, любовь... Сюжет я привезла из лагеря пионерского актива, мы всё это поставили своими силами. Я организовывала процесс, рисовала афишу и играла одну из главных ролей, конечно. Я была одна из кукол. У меня было прекрасное голубое платье — солнце-клёш с белым воротником и огромный бант, как и положено кукле.

После спектакля на уроке Ильинична вдруг сказала Соньке, которая тоже была куклой:

-Тучкова, тебе надо худеть. Вот Рик стройная, настоящая кукла.

Тучкова кивнула. Что мол да, ей надо худеть. А я слегка обалдела. Я? Стройная? Настоящая кукла? Это она сейчас всерьёз или опять дразнит? Я как-то с первого класса думала, что я толстая. В первом классе наша училка так про меня говорила. Я верила, что я толстая. И вдруг... Я даже боялась радоваться. Но всё-таки подумала: «Может, я и правда — ничего себе?»

И всё равно я была уверена, что она меня ненавидит.

После пединститута я вернулась работать в родную школу. Была перестройка, время не очень сытое. В школе всем учителям давали заказ — это значило, что можно купить хороших продуктов, которых тогда в магазине не было. В заказе была гречка! А ещё — утка! Никогда раньше мы утку не пробовали. И были заказы, где не утка, где — рыба. Можно было выбрать.

Мы с Ильиничной стояли в раздевалке, упаковывали в сумки свои заказы и разговаривали. Она спрашивала про мою болезнь. Я уже болела, с ногами было не очень хорошо. И вдруг я увидела, что она меня жалеет. И как-то заботится даже.

-Таня? Как же? А родить-то сможешь?
Я снова очень удивилась. Второй раз, после «куклы».

Я вдруг поняла, что всё это, что было — не злость, не ненависть, просто глупость. И я её простила.
Потом мне пришлось по болезни уйти из школы, я стала работать дома. Потом я всё-таки изловчилась родить себе сына.

Как-то раз я встретила её возле универсама. Того самого. Никаких пьяниц там, кстати сказать, уже не было.
Мы как-то заболтались, говорили и говорили. Вдруг — шум, выстрелы, «Руки — на капот!» Мы быстренько отошли в сторонку. Кого-то задержали, видимо, милиция. Ох, хорошо, что нас не зацепило шальной пулей! Отошли и продолжили болтать.

Сын мой рос. Однажды няня сообщила, что во дворе она познакомилась с моей одноклассницей Леной. У нас было четыре Лены, я не сразу поняла, о ком речь. А когда вышла на улицу, конечно, сразу узнала. Мы дружили когда-то, вместе в кружок ходили и гулять. Сын её, Вовка, был чуть младше моего Виталика.

Однажды Ленка меня спросила:
-Ты не знаешь телефон Ильиничны?
-Нет, а тебе зачем?
-Я бы Вовку к ней отвела. Она вредная, конечно, но учитель — изумительный! Просто прекрасный. Как объясняла! Всё всегда понятно! А я хочу Вовку — в математическую школу. Нужно позаниматься. Ну, а она — изумительный учитель! Изумительный, да!

Я про себя удивилась. Ленке от Ильиничны тоже прилетало. И я как-то не считала, что такой уж она изумительный учитель. После Нины Андреевны мне все казались как-то не очень. Ну, всё равно у меня не было её телефона.

Прошло несколько лет. И вот мы классом решили отпраздновать 25 лет окончания школы. Скинулись на кафе. Кто-то сказал, что надо позвать учителей, если кто жив-здоров и захочет. Ольги Ивановны уже не было на свете. А Ильинична вполне себе была. И даже как-то мало изменилась. И совершенно не выглядела на свои 80.

За столом я села рядом с ней. Всё было вкусно. Я предложила, чтобы все рассказывали о себе, как жизнь сложилась, кто чего добился.

-Какие прекрасные выросли люди! - говорила мне Ильинична. - Кто бы мог подумать!

Потом все танцевали. Ко мне подошёл Валерка. Он теперь капитан речного флота.

-Если бы я знал, что эта гадина будет, ни за что бы не пришёл. Она меня в пятом классе за волосы таскала по коридору. И кричала, что я позорю школу.

Валерка теперь кругленький, а тогда был тощим ребёнком из небогатой простой семьи. Не знаю, чем он там мог позорить школу. Неплохой был парнишка, добрый. У меня защемило сердце.

-Прости её, - сказала я. - Прости. Я же простила. Ну, она дура. Но столько лет прошло. Она не помнит, конечно.
-Ни за что не прощу, - замотал головой Валерка. - Никогда. Эх, если бы я знал, что она будет! Ни за что, ни за что бы не пришёл!

За столом Ильинична наклонилась ко мне мне:
-Запиши мой телефон. Если у сына будут проблемы с математикой — звони, помогу.
И я записала. Ленка же говорила, что она изумительный учитель.

Прошло года три. И проблемы с математикой действительно возникли. Сын попал в неудачный класс, где были нервные отношения между мальчишками. Видимо, поэтому много пропускал, ну, и запустил некоторые предметы. В том числе математику. Её он вообще считал предметом, который ему не пригодится.

Из неудачного класса удалось перевестись в удачный, но там была математичка Зоя Петровна — беспощадный танк-давитель. И мой красавец с ней схлестнулся. Решил побыть противотанковым ежом. Он объявил, что математика ему не нужна, и учить он её не хочет и не будет.

Зоя Петровна бомбила его нескончаемыми двойками и обещала не допустить до итоговых экзаменов. Меня вызвали в школу, я приехала. Зимой, на коляске это было совсем не просто. Я отложила все свои важные дела. Думала обсудить с Зоей Петровной, как мирно выйти из конфликта. А она на встречу просто не пришла.

Ситуация была критическая. Я отыскала телефон Ильиничны. У неё было много учеников, но она нашла время. Вскоре сын попросил и второй час на неделе.

-Таня, я даже не знаю, удастся ли мне что-то сделать, - сказала мне Ильинична. - Очень запущен материал.
-Ой, Мария Ильинична, будто я не понимаю! Я сама — репетитор. Сделайте, что возможно. Выше головы не прыгнешь всё равно. В любом случае — спасибо!

Время шло. Красавец исправно ходил к Ильиничне и занимался. Зоя Петровна рвала и метала. До экзамена не допускала. Уже второй триместр был увенчан двойкой. Классный руководитель пыталась повлиять на ситуацию, но не получалось. Танк-давитель, как обычно, пёр напролом, двигался по привычной траектории.

Тогда я включилась. Поговорила с завучем. Я сказала, что мне очень не хотелось бы жаловаться в департамент образования, поскольку сама учитель и жалобщиков терпеть не могу, но скоро у меня не будет выбора. И хоть характер у сына не подарок, но с мозгами всё слава богу. И два раза в неделю с репетитором должны вывести хоть на какую тройку.

Завуч была тоже математик. Она потестила красавца и по результатам предварительных экзаменов его допустили.
Танк расстреливал парламент. И что же? Красавец сдал математику на 4! И лишь чуть-чуть не дотянул до пятёрки! Танк был в ярости. Красавец махал знаменем победы. Школа ликовала. Многие учителя были за нас.

Ильинична позвонила мне летом, когда я была за границей и спросила, как экзамен у противотанкового ежа. Ай, я забыла ей позвонить и сообщить о нашей победе!.. Балда! Ну, ничего, наверстаем!

Вернувшись, я позвонила и договорилась, что мы зайдём и занесём мои книжки с автографом. Для её правнучки.

Сын поднялся в квартиру. Я на своей коляске осталась на улице. И тут природа нахмурилась, поднатужилась и разразилась дождём. Как будто долго терпела и ждала подходящего момента. Дождь ливанул со страшной силой, и я юркнула в арку. Сюда долетали только мелкие брызги.

-Ты где? - крикнул сын, высунувшись из подъезда.
-Здесь, в арке!
-Она нас чай пить зовёт — раз дождь. С пастилой.

Почему-то я обрадовалась этому приглашению. Заехала в подъезд. Но там — засада. На ступеньках — дурацкие рельсы, и конечно, колёса коляски в них не попадают. Ну, кто бы сомневался! Не попали мы в гости.

Мы стояли в подъезде. Тут было тепло и сухо. И мне почему-то было сладко во рту, как будто я пью чай с этой самой пастилой.

Дождь лил и лил, потоки промывали небо, бежали по асфальту, смывали, смывали, смывали то, что копилось напрасно, то, что лежало в углах, морщинах и складках. Асфальта. Времени. Жизни.